Каждые двадцать четыре часа одни засыпают в неположенное время, другие - с неподходящими людьми, третьи - в неподобающем месте, а малочисленные искушенные не могут уснуть вообще.
Запутавшись в простыне, навевающей отныне трагичные мысли о погребальном саване, и нещадно обругав одеяло, которое твердо решило выкурить хозяина из постели, ты тяжело, но не без особого изящества пьяного вепря встаешь с кровати. Во взлохмаченную голову не приходит ничего оригинальнее проверенных дедовских, старых, как шутки про евреев, в общем - олдскульных методов по борьбе с бессонницей, чьи свинцовые пальцы отныне заменяют голове подушку.
Терпения хватает только на небольшое стадо изрядно потрепанных и явно недоедающих овец, гонимых шалуньей-судьбой на амбразуру дзота твоего воображения. До более успокаивающего стакана теплого молока лежит не менее кровавая дорога на кухню. Смертельно раненый и несколько раз убитый личными монстрами из темного коридора, ты - бледный рыцарь под рваным стягом, пристыженный тщеславной стороной своего эго, добираешься до пункта назначения, и особая ночная мудрость подсказывает, что пережить случившееся поможет лишь кофе по-ирландски (с учетом, что ирландской составляющей будет больше, чем кофе) и бутерброд.
А спустя два часа ты придерживаешь пустую кружку, стоящую на колене, с неприлично рассеянным и спокойным выражением лица смотришь в окно, вероятно, надеясь узреть там что-то достойное сорокачасового бодрствования.