Чертовы люди чертовы песни
Слагали во имя бессмертья души,
Так глупо его молили "воскресни",
А бог был бы рад покурить анаши.

Он татуировку над бровью набил,
И волосы стал зачесывать лихо,
Подальше послал все, заветы забыл
И звуки с Земли переставил на "тихо"

Не причиняйте людям добро!
Они думать станут натужно
И решить смогут только одно:
Что Вам от них что-нибудь нужно.

Перестаньте быть пацифистом,
Довольным нынешним веком.
Будьте грубым, злым эгоистом,
В общем, простым человеком.

Люди по улицам праздно шатаются,
Люди на улицах воздух крадут,
Люди с толпою смешаться пытаются,
Люди не любят, они предают.

Люди мечтают о боли друг друга,
Люди целуются, сжав в руке нож,
Люди готовы отдать черту друга,
Люди не в силах унять свою дрожь.

Людям прощать научиться не хочется,
Людям всего очень мало всегда,
Людям в огонь куда легче броситься,
Чем по миру идти, разгоняя стада.

Он не желал быть добрым, честным малым,
Даруя свою душу всем подряд.
(А этим сволочам души ведь мало,
Чего хотят, не знают, но хотят!)

И потому он злой, уставший парень,
Уже не мальчик, но еще не муж,
Упорно бился головой о камень,
Пытаясь выбить напрочь эту чушь

Из сказок, что читали ему в детстве,
Про то, что рыцарь там, где есть дракон,
И что герой не думает о бегстве,
Когда мечей призывный слышит звон.

Без этого жить было бы удобней:
Себя оберегая день и ночь,
Без шанса оказаться в преисподней,
За то, что другу ты хотел помочь.

Но он не смог, как страстно ни пытался,
Стать тем, кого так сильно презирал.
Сдаваясь, он чуть явно ухмылялся-
Он все теперь прекрасно понимал.

---
А тот булыжник до сих пор на месте-
В реальный мир суровый постовой.
И рядом с ним, в крови и неизвестен,
Наш принц лежит с разбитой головой.

Сиреневый кролик Андрюша
Был очень брутален и зол.
Он ел неочищенной грушу
И редко стирал свой камзол.

Надравшись же виски порою,
Он Блока читал на столе,
Кричал: «За Толстого урою!»
И путь все искал свой во мгле.

Андрюша курил сигареты,
Плевал на асфальт и на мир.
Он в жизни не видел кареты,
Но часто он видел трактир.

И умер он в уличной драке.
Бесславно, болезненно сдох.
В каком-то грязном бараке
Последний застал его вздох.

И то, что Шекспиром пленен он,
И на ночь поэмы читал,
Как, впрочем, и то, что влюблен был
Никто никогда не узнал.